Яков Яблочник: «Потерпевшим поступали угрозы, началась травля»

Два года назад в Петербурге разгорелся громкий скандал. Весной 2017 года по подозрению в педофилии арестовали руководство школы №565 и Центра содействия семейному воспитанию Кировского района.

Почему директора школы отпустили из-под стражи, как запугивали бывших детдомовцев и по каким причинам многие потерпевшие отказались сотрудничать со следствием? Мы связались с одним из потерпевших по делу, бывшим детдомовцем, 28-летним Яковым Яблочником. Его история легла в основу уголовного дела.

— Прошла информация, что директора школы Наталью Федорову освободили, потому что истек срок давности по статье «халатность», которую вменяли женщине. Хотя она не отрицала тот факт, что знала о насилии воспитанников.

— Да, все так, — начал разговор Яков Яблочник. — Наталья Федорова призналась, что с 2003 по 2017 год не раз выслушивала жалобы воспитанников об изнасилованиях. Но на суде оправдалась, что не верила детям, поскольку те состояли на учёте в психоневрологическом диспансере и могли фантазировать на сексуальные темы. Вину она признала. Но ее дело прекращено за истечением срока давности. Хотя мне странно, что по таким статьям существуют сроки давности.

 

— Она может вернуться на работу в школу?

— В школу она не вернётся, так как все-таки была судима. Но факт ее освобождения говорит о том, что никому неинтересно защищать детей с диагнозами. Вы видели коллективное интервью коллег арестованных? Все они выступили в поддержку обвиняемых. Никто не поддержал потерпевших. На таких детей, как мы, всем наплевать.

— Ваш детский дом расформировали?

— Насколько мне известно, детский дом не расформирован, он продолжает работать.

— Следствие закончилось?

— В январе 2019 года дело было передано в суд.

— Вы присутствовали на заседаниях?

— Конечно. Первое закрытое заседание оказалось тяжёлым, длилось 9 часов. В зале присутствовали пять обвиняемых и их адвокаты. Я держался из последних сил, давление шло приличное. Сторона обвиняемых завалила меня мерзкими и каверзными вопросам.

— Что за вопросы?

— Когда я жил в детдоме, то вел дневники. С 2002 по 2008 год я записывал все, что происходило со мной. В том числе сохранились записи о насилии. На суде адвокаты обвиняемых выпытывали у меня, сколько всего было дневников, какого они были цвета, сколько дневников осталось, сколько утеряно, где сейчас эти дневники, кто их видел и так далее. Меня пытались запутать. Дальше адвокаты обвиняемых ссылались на мои искаженные интервью в СМИ, телесюжеты, искали, к чему придраться. Но разве это все имело отношение к делу?

— Никто из обвиняемых не признал вину?

— Никто. Один обвиняемый и вовсе заявил на суде, что знаком со мной с 2011 года, а не с 2004, когда все происходило.

— Может, кто-то из сотрудников детского дома заступился за вас?

— На допросе лишь воспитательница детского дома Екатерина Ротачёва не отрицала, что отводила меня на порносъёмки. Она же заявила, что я показывал фотографии со съёмок педагогическому коллективу школы и детского дома.

— Больше не нашлось свидетелей, которые выступили на вашей стороне?

— С того момента прошло 15 лет. Кого-то найти оказалось очень сложно. Да и в таких преступлениях не может быть свидетелей. Сейчас снимается документальный фильм про эти ужасы. В нем примет участие моя тетя, которая расскажет, что лично видела мои дневники, читала содержимое, когда забирала меня домой на выходные дни из детдома. Я не стал рассказывать про нее судье. Она уже немолодая, ездить на суды в другой город ей тяжело. Фильм выйдет осенью. Надеюсь, судья его посмотрит и примет правильное решение при внесении вердикта.

— Думаете, судья не сомневается в ваших показаниях?

— Я прошёл целый комплекс экспертиз: урологических, психолого-психиатрических, специалисты из Москвы проверяли меня на полиграфе. Правда на моей стороне.

— Во время следствия на вас оказывали давление родственники, коллеги обвиняемых?

— Во время следствия давление оказывали на всех потерпевших. В мой адрес неоднократно поступали угрозы, как на телефон так и в соцсетях. В мае 2017-го со мной связался бывший воспитатель, просил отозвать обвинения. В связи с бесконечными угрозами, травлей и слежками за мной, я был вынужден покинуть Россию.

— Выходит, вы больше не станете присутствовать на судах?

— 9 февраля состоялось последнее судебное заседание с моим участием. Затем я предоставил суду билеты на самолёт, визу, пояснил что покидаю страну, в суд больше не приду. Меня освободили от присутствия на заседаниях.

— Куда вы уехали?

— 14 февраля 2019 года я покинул Россию. Уехал в Индию. Два месяца жил на Гоа. Сейчас перебрался в Дели.

— Вернетесь в Россию?

— Не планирую. 2018 год стал для меня эмоционально сложным. Бесконечные допросы и травля сказались на моем здоровье. Я практически потерял зрение. У меня случился нервный срыв. Начало судебного процесса, на котором сторона обвиняемых пыталась меня уничтожить, подтолкнуло меня к эмиграции.

— Чем вы занимать в Индии?

— Я полностью поменял жизнь. Вышел из всех соцсетей, избавился от телефона, оставил только электронную почту, чтобы читать письма друзей. Занимаюсь йогой, дыхательной гимнастикой, бросил курить, хожу в дацан, много читаю. Все угрозы позади. Я рад, что уехал из Питера — города, который причинил мне столько боли.

— Как живут остальные потерпевшие?

— Потерпевший Олег (имена потерпевших изменены. — Авт.) находится под программой о защите свидетелей. Двое других перешли на сторону обвиняемых. Такое решение они приняли под давлением педагогов школы.

Один парень вынужден был обратиться к помощи психологов. А вот еще одного пострадавшего, Ваню, сразу после допроса, в мае 2017 года, когда задержали всех подозреваемых, отправили сначала в психушку, потом в психоневрологический интернат закрытого типа. Он давал показания на бывшего заместителя директора детдома Михаил Елина, который имел большой вес в администрации Кировского района, у него сохранились высокие покровители, которым по силам замять дело в отношении него. В итоге, потерпевшего Ваню закрыли в интернате, чтобы на суде его показания сочли ничтожными. Как правило, человеку с диагнозом нет доверия.

— Потерпевших изначально был гораздо больше?

— Во время предварительного следствия, потерпевших насчитали около тридцати человек. Со всеми ребятами беседовали следователи. Но не все согласились сотрудничать. Люди испугались быть осуждённым за свои личные откровения, так как у многих есть семье, дети.

— После шумихи, к вам обращались дети из других детдомов, рассказывали свои истории?

— Со мной связались много детей из приёмных семей, а также из интернатов. Поделились личными историями падения и насилия над ними. Тогда я обратился к знакомому политологу, который эмигрировал в Израиль. Он предложил мне создать в России фонд по борьбе с педофилией. Надеюсь, все получится. Еще я хочу найти двух девочек, которых в юном возрасте отдали в другие семьи. Они уехали в Италию и Испанию. Мне не безразлична их судьба. Не исключено, что, помимо насилия и вовлечения малолетних в порноиндустрию, сотрудники нашего детдома могли заниматься продажей детей в другие страны. Хочется удостоверится в том, что я ошибаюсь.

— Какой максимальный срок грозит обвиняемым?

— Максимальные сроки для таких преступлений — до 20 лет лишения свободы. Все потерпевшие требуют самого жёсткого наказания для обидчиков. Из всей этой истории, можно сделать вывод: детский дом закрытого типа — кормушка для педофилов. Такие учреждения нужно ставить на общественный контроль и обязательно вводить в школьную программу урок «Права ребёнка», чтобы воспитанник при наступлении опасности знал, куда обращаться.