Хотела бы я написать «подругу», но не могу – мы не очень близки. Она обратилась ко мне за помощью около 5 лет назад, зная, что я езжу в интернат, где живут сироты, и попросила взять её с собой. Я с радостью согласилась.

Наташа с детьми из интерната отлично поладила и обратно ехала, светясь от счастья. На прощанье она горячо меня благодарила за возможность и сказала загадочное:

— Я сегодня поняла для себя кое-что важное. И развеяла все сомнения. Теперь мне не страшно.

Впоследствии оказалось, что речь шла о том, что они с мужем Алексеем собираются взять ребенка из дома малютки. Со своими детьми не получилось по медицинским показателям.

Наташа очень переживала, сможет ли стать хорошей мамой для чужого ребенка. Время показало – сможет. Жизнь непредсказуема: иногда чужой ребенок может стать ближе родного, как и приемная мать – ближе родной.

В общем, теперь у Наташи есть сын. Приемный. Она, конечно, не афиширует, но это заметно: Наташа – рязанская женщина с русой косой, не хватает коромысла и кокошника для полноты образа русской красавицы, а у сыночка — узкие раскосые глазки, которые кажутся щёлочками из-за пухлых яблочных щёчек.

И вот Пете уже 4 года. Усыновили его в полтора. Он тогда отставал в развитии, не ходил и не говорил. Наташа вдохновенно работала мамочкой – отчаянно спасала Петю от прошлого, отмывала от предательства, отчищала от безразличия. И спасла. Отлюбила. Откормила. Прошлое ушло. Осталось яркое настоящее и заманчивое будущее.

Сейчас Петя ничем не отличается от сверстников. Ходит в садик, считает до 10, на празднике осени был Лунтиком.

Надеюсь, когда он вырастет — он сможет оценить подвиг матери. Хотя…почему подвиг? Наташа счастлива быть матерью, она взяла Петю, чтобы излить на него запасы не растраченной любви, а иначе мог бы случится разрыв сердца. Ещё неизвестно, кто кого в этой ситуации спас.

Но вчера Наташа была печальна. Рассказала, что 2 месяца назад от неё ушел муж. Сказал, что «я не так себе это представлял».

«Это» – это он про Петю. Который появился в доме – и сразу стал новым «пупом земли», а Лёша не выдержал конкуренции. Раньше Наташа принадлежала ему вся, без остатка, и она купала его ежедневно в своей любви, а теперь её любовь идет через Лёшу транзитом в Петьку, а ему остаются лишь слипшиеся макароны (прости, не успела ничего приготовить – Петьку на массаж возила) и игрушки по всему дому – будто помеченная конкурентом территория.

Мужа, конечно, нельзя выносить за скобки даже ради необходимой реабилитации ребенка. Но и такой отстраненности от Лёши она не ожидала. Пришла домой, думала – там муж, а там — ледяной горою айсберг из тумана вырастает…

Командной игры не получилось. Они в одной упряжке, но Наташа тянет за двоих, а Лёша идет медленно, не в ногу, и не в ту сторону… В общем, разошлись.

Я искренне расстроилась. Наташин муж всегда производил впечатление любящего мужчины и отличного семьянина.

— Ты не поторопилась, выгнав его? — осторожно уточняю я. Я всегда за семью, за «попробуй сохранить, если это еще возможно», чем за пепел сожженных мостов.

— Я не поторопилась, — Наташа выросла в семье военных и на поставленные вопросы отвечает чётко, по уставу. — Лёша всё время, пока я выхаживала Петю, находился в священном ужасе от происходящего.

Я думала – ну, стресс, ну, оклемается, дам ему время. Потом Петька встал на ноги, выправился. На тебе, обычный мальчишка, ты же так хотел сына! Но не зажглось у него… Не включилась опция «папа».

Он с трехлетним ребенком общался как со взрослым… Разве что не по имени-отчеству… «Как прошел день, Петр?» Даже на корточки не опустится, к потолку не подкинет… Я говорю: «Лёш, Петру три года. Подойди, построй с ним пирамидку».

Захожу через минуту в детскую: сидит Петька в одном углу — рисует, сидит Леша в другом углу — строит пирамидку… Однажды я выгнала их погулять, а сама решила пирогов напечь. Спустя полчаса Лёша приносит мокрого Петю. Что случилось, говорю. Петя упал в фонтан…

— Наташ, это не криминал. С любым могло случиться…

— Да я не про это. Упал и упал. Фонтан у нас у кинотеатра. Минут 15 идти. Знаешь, как Лёша нес плачущего, напуганного, замерзающего ребенка? На вытянутых руках. Все 15 минут — на брезгливо вытянутых руках. Как? Как, Оля, можно не обнять сына, который осенью неожиданного плюхнулся в холодную воду и сначала чуть не утонул, а потом чуть не захлебнулся от страха??

Я молчу… Я понимаю, что она хочет сказать…

Наташа куталась в демисезонное пальто. Она замерзала. Снаружи из-за ветра, внутри – из-за разбившихся вдребезги надежд.

— …Я видела, что Петька стал его раздражать. Он пришел с работы — хочет тишины, пельменей и в телик потупить. А Петька — ураган. Мальчишка же! Лезет к папе, хочет внимания. А Лёша ему: «иди в свою комнату»… Я прямо еле сдерживалась, Оль. Хотелось сказать: сам иди! В свою жизнь. Понимаешь?

Я молчу и не могу сказать «понимаю». Я через подобное никогда не проходила, как я могу понимать?

— Ну и самое главное… Чего уже не могу и не хочу прощать… У нас тут случились трудности с деньгами. Ну, кризис, Лешу сократили… А у нас долги еще со времен Петиной реабилитации, которая в копеечку влетела…

Так вот однажды Алексей сказал фразу, которая до сих пор у меня комом в горле стоит: «Если б мы, говорит, взяли ребенка из Москвы, а не из Подмосковья, нам подъемных денег к нему больше бы дали…»

Наташа тяжело вздыхает.

— Оль, он за два года не прикипел к Петьке никак, ребенок для него как…инвестиция, проект. Просчитался он! Оказывается, можно было бы поискать ребенка поздоровее да с приданным побогаче! Что тут скажешь? Я ждала своего Петьку 35 лет.

Я за него убью. Я за него умру, не задумываясь. Я третий год насмотреться на него не могу. Он засыпает, а я уже через 5 минут скучаю… Как можно вообще думать о стоимости этого счастья? Я не права?

Ох, Наташа. Ты миллион раз права. Я думаю о том, что не каждая родная мама дает своему чаду столько любви, сколько ты – своему Пете. Но и Алексея я не могу осудить.

Потому что мне кажется, что талант виртуозно и безусловно любить, как и любой другой талант, дан не каждому. И если его нет – то его просто нет. Нельзя же осудить человека за то, что он, скажем, не умеет петь или рисовать?

А Наташа – определенно — виртуоз любви. И в этом её счастье. Я про сына. И в этом ее горе. Я про Лёшу.

К нам подлетает раскрасневшийся Петр с длинной желтой лопатой и в развязанном шарфе.

— Шаф вязался…

— Замерз? — Наташа утепляет сыну горло и ласково трогает нос.

— Мёз! — подтверждает сын.

Мы как-то быстро и скомкано прощаемся, Наташа уверенно берет сына за руку и ведет к дому. По пути они шуточно маршируют и до меня доносится их сплетенный в единое смех.

Наташа выросла в семье военных, она любит строгость решений и четкость линий судьбы.

Я смотрю, как мой сын качается на качелях, и думаю, что приемная семья — это не своя комната, игрушки и школа, это прежде всего МАМА… Нет ничего щедрее, нежнее и главнее материнского инстинкта…

Наташа однозначно вырастит Петю счастливым, её любви хватит, чтобы компенсировать лёшино отсутствие. И себя она, конечно, найдет в счастье материнства.

Но вот только… Сейчас они придут домой, войдут в прихожую, и никто не выйдет их встречать, не возьмет из её рук сумку, не поцелует в замерзшие ладони, а потом не утащит хохочущего Петьку в комнату, не усадит его смотреть мультики, а сам не вернется и не обнимет жену, не удочерит её на пять минут в своих объятьях…

Я подхожу к сыну, который только что спрыгнул с раскачивающихся качелей, и, поддавшись порыву, страстно обнимаю его.

— Ты чё, мам? – спрашивает Дася. Он у меня не фанат этих «телячьих нежностей».

— Ничего, просто люблю тебя, — пожимаю я плечами. – Перчатки надень. Холодно…

Внутри каждого из нас, независимо от возраста, живет маленький ребенок, отчаянно нуждающийся в защите и любви. И в перчатках, своевременно протянутых кем-то рядом, кому не безразлично, замерзли ли твои руки…

Источник