«Что!? Опять о «квадрате»! Ну, сколько можно? Что ему неймется!?» Такие и даже более непечатные восклицания ожидаются в адрес автора темы, то есть меня. Да мне и самому уже в тягость быть эдаким «змеем горынычем», чинящему дозор на границе поля дикого — квадрата черного.
Однако же, попрошу не казнить пока, а дать слово молвить:
По-первое: прошу считать это моим «пунктиком» (и не единственным) – уже смягчающее…
По-второму: уж как-то ВРАЗ осенила меня эта идея. Ну, прям откровение какое. Правда, с какого «неба», не разобрал.
По-третьему: с ТАКОЙ позиции еще ни «pro», ни «comtra» этот объект не рассматривали (по крайней мере я не помню). И уж изворотливость ума моего-то хотя бы оцените, и то легче головушку на полюшке сложить…кокетничаю, конечно – подымлю еще!
Итак, что мы видим? Иконы Страшного суда (за качество прошу не судить — лучшего не сыскал):
— Ну, прям – иконы! – воскликнет просвещенный зритель – Багрово-красные, черные тона, да еще с бесом в центре! Скорее всего фрагменты икон.
— И будете абсолютно правы! – отвечаю я – Вот иконы Страшного суда целиком:
— И что? – спросит начинающий скучать зритель.
— А то, — отвечаю я, — что первые изображения были вырваны из смыслового и композиционного контекста двух цельных(!) произведений, что исказило восприятие изначального замысла.
— И что?!– спрашивает уже начинающий терять терпение и надвигающийся на меня зритель.
— А то, милейший — отвечаю я, сделав предусмотрительный шаг назад-вбок, — что и при оценке многих спорных произведений, порой возникает АСИНХРОНИЗАЦИЯ центрального и периферийного восприятия, вызванных либо стереотипными привязками, либо догматическими установками (а что делать — корпоративный интерес требует жертв), либо же (в самых редких случаях) особенностями зрения. Вот, что это?
— Квадраты этого, что б ему, Малевича – взрыкивает зритель и делает какое-то быстрое движение, — красный, белый, черный!!! Может, еще зеленый покажешь?!
— А вот и ошибаетесь, темпераментный вы наш – отвечаю я, увернувшись от полетевшего в меня ботинка…да, ботинка (туфельку я бы поймал) — это ФРАГМЕНТЫ картин! А вот полностью:
То есть, квадраты вырваны (и при о(б)суждении так же) из контекста ВСЕГО изображения. Эти фигуры размещены на БЕЛОМ (по замыслу) фоне. В белом цвете/свете. И понятно, что фон — не паспарту, а часть композиции – пространство. А Свет – символ сами понимаете чего…Кого?
И как Он в творении своем, что есть Свет, допускает(!) присутствие темного/черного, так и художник — Образ и Подобие ведь.
В данном случае, отсутствие периферийного мышления зрителя, как и в случае с иконами, приводит к видению только «чертей». Увы, гимнастика нужна не только для глаз.
И, пользуясь вниманием замершего зрителя (а куда ему деваться при одном ботинке на одной ноге?), предлагаю пример «из классики». Ибо, что я такое, что бы порядочный человек, в чинах — асессор, а может то и статский советник, меня послушали.
————————————————
…Сердюк взял лист в руки. Это был кусок пыльного сероватого картона, судя по всему, довольно старого. На нем черной краской сквозь грубый трафарет было косо отпечатано слово «Бог»…
– Это русская концептуальная икона начала века, – сказал Кавабата. – Работа Давида Бурлюка…
Сердюк еще раз посмотрел на лист. Буквы были рассечены белыми линиями, оставшимися, видимо, от скреплявших трафарет полосок бумаги. Слово было напечатано грубо, и вокруг него застыли пятна краски – все вместе странно напоминало след сапога…
– Сколько здесь смыслов, – продолжал Кавабата. –…
– Во-первых,.. сам факт того, что слово «Бог» напечатано сквозь трафарет. Именно так оно и проникает в сознание человека в детстве – как трафаретный отпечаток, такой же, как и в мириадах других умов. Причем здесь многое зависит от поверхности, на которую оно ложится, – если бумага неровная и шероховатая, то отпечаток на ней будет нечетким, а если там уже есть какие-то другие слова, то даже не ясно, что именно останется на бумаге в итоге. Поэтому и говорят, что Бог у каждого свой. Кроме того, поглядите на великолепную грубость этих букв – их углы просто царапают взгляд. Трудно поверить, что кому-то может прийти в голову, будто это трехбуквенное слово и есть источник вечной любви и милости, отблеск которых делает жизнь в этом мире отчасти возможной. Но, с другой стороны, этот отпечаток, больше всего похожий на тавро, которым метят скот, и есть то единственное, на что остается уповать человеку в жизни…
– Но если бы все ограничивалось только этим, то в работе, которую вы держите в руках, не было бы ничего особенно выдающегося – весь спектр этих идей можно встретить на любой атеистической лекции в сельском клубе. Но здесь есть одна маленькая деталь, которая делает эту икону действительно гениальной, которая ставит ее – я не боюсь этих слов – выше «Троицы» Рублева…
– Я, конечно, имею в виду полоски пустоты, оставшиеся от трафарета. Их не составило бы труда закрасить, но тогда эта работа не была бы тем, чем она является сейчас. Именно так. Человек начинает глядеть на это слово, от видимости смысла переходит к видимой форме и вдруг замечает пустоты, которые не заполнены ничем, – и там-то, в этом нигде, единственно и можно встретить то, на что тщатся указать эти огромные уродливые буквы, потому что слово «Бог» указывает на то, на что указать нельзя…
Или про сосуд, ценность которого определяется только его внутренней пустотой? А если я скажу, что любое слово – такой же сосуд и все зависит от того, сколько пустоты оно может вместить? Неужели вы станете спорить?
– Нет, – сказал Сердюк.
Кавабата утер со лба капли благородного пота.
(В. Пелевин «Чапаев и Пустота», гл. 6)
———————-конец цитирования————-
Оказывается, такая картина и в самом деле есть – нашел в интернете (если там не врут). Может, через такие «пустоты» Истина и просвечивается (на ум пришло «узки Врата в Царство…)
Что еще в заключение? Если вы хотите что-то РАССМОТРЕТЬ ВДАЛИ, вы обязательно сощурите глаза в «щелочки». Неужели вы станете спорить?
Виктор Танюкевич
