Позволю себе опровергнуть солдатскую мудрость. Снаряд в одну воронку все же падает, и траекторию жизни просчитать невозможно в отличие от траектории снаряда. И, если в один миг мир перестает существовать, необходимо найти силы делать маленькие шаги, просто через не могу карабкаться из страшных ям судьбы. Любовь к жизни и маленькая девочка, которую я отрицала, помогли мне закрыть том замечательной жизни длиной в 45 лет, и начать писать новый.
У меня очень мудрая дочь, не знаю в кого она такая. Правда, не знаю.
Я ее не хотела. На усыновлении настаивал муж, после того, как мы похоронили моего двадцатилетнего сына. Я на достаточно длительное время стала странненькой, мягко говоря, и очень благодарна мужу за то, что он не показал меня специалисту. Хотя бы в этом он меня пожалел.
Мое сердце не дрогнуло
В представлении многих, сложившемся на основании добрых советских фильмов, контакт между приемными родителями и ребенком возникает, как любовь с первого взгляда. Отнюдь… Ситуация в опеке сложная, и очень нечистая на руку. Приемные родители ждут своей очереди, и тут кому как повезет со временем ожидания. Активные могут посетить областную базу данных, – печальное зрелище, я никогда не предполагала, что у нас такое количество больных детей с явными отпечатками алкоголизма родителей во всем облике. В базе можно выбрать одного ребенка, на встречу с которым и выпишут пропуск. Других детей, увидеть нельзя. Поэтому не бойтесь, вас не обступит куча милых детишек с мольбой в глазах, хватающих за юбку с криком «мама!» Найдутся знакомые, у которых есть каналы, вы понимаете какие. Но тут, кому как совесть позволяет и кошелек.
Моя дочь не приняла меня. Кучерявая щекастая девочка, рот подковкой, совершенно четко почувствовала, что я ее не люблю. Я не могла. Прошло всего полтора года со смерти сына, и, ушедший для всех, он до сих пор жив для меня. Я плохо представляла, как возьму ребенка на руки, не просто как тетя, а как мать. Тошнота подкатывала к горлу, когда я мысленно обустраивала комнату сына под новую хозяйку. Моего состояния она не могла не почувствовать, она поняла его и хмуро отвернулась.
К мужу дочь пошла с радостью, по-обезьяньи обхватив его ручками-ножками, и, уютно уложив черные кудри на его плече, тихо шелестела, вторя ему: «Масииинка, доооздик…». Я им не мешала. Да и не могла. По лицу бегали холодные противные мурашки, у меня был был был ребенок, и другого я не хотела, не могла тогда хотеть.
Пройдя сложный путь по базам данных, домам ребенка, умом я понимала, что, если брать, то брать надо ее. Полтора года ребёнком не только никто не занимался, она чудом осталась живой, но ловила любую информацию налету, самостоятельно ела и имела свою точку зрения и характер. Она, никому до сих пор ненужная, цеплялась за эту жизнь как виноградная лоза, ползущая по совершенно гладкой стене.
Дома
Через неделю мы везли нашего ребенка домой. Конечно хотелось как можно быстрее снять с нее нищенские одежки, и переодеть во что-то красивое, свое. Мы очень смешно смотрелись в магазине, когда вжавшийся в папу ребенок не давал ничего на себя примерить, а родители попросту не знали его размера.
Когда же дома она самостоятельно, позволяя лишь ненавязчиво помогать ей, надела на себя все это богатство и подошла к зеркалу, мне впервые пришла в голову мысль: «моя! Женщина!» Дочь обхватила себя ручонками и не долго не давала нам снимать с нее так понравившиеся ей одежды, упрямо повторяя: «Мой!»
Жизнь наша с дочкой потекла в обычном режиме наличия маленького ребенка в доме. Я делала все, как надо, но душа была пуста. Мы ходили в две школы раннего развития и в бассейн, как я понимаю для того, чтобы я могла быть на людях и заниматься с ребенком при помощи других. Своего рода избегание личного контакта.
На эту борьбу души и здравого смысла наложились бесконечные папины командировки, ночные звонки и смски, случайно оставленные закладки порно сайтов на компьютере, упаковка от презерватива в нагрудном кармане рубашки… Папа был с нами и не с нами, как вы понимаете.
Через два месяца попытки примирить себя с мыслью о мужской полигамии, я порезала в мелкую лапшу его любимые рубашки, сложила все в мусорные мешки, и закрыла за ним дверь. Звучит прилично, да? Нет, все было не так. Дверь едва не слетела с петель, когда я ее закрыла, предварительно выбросив в ночь его самого, мусорные мешки с брендовой одеждой, наши картины и фотографии в рамках. Отбушевавшись, я обернулась. «Папа усел?», – тихо спросила заспанная дочь. Через месяц ей исполнилось два.
Ты у меня одна
В момент аффекта мы слепы, глухи и бездушны. Оставшись одна, еще не пережив горе расставания с сыном, еще не успев полюбить эту судьбой обиженную девочку, я кричала сестре: «Заберите ее у меня, я не хочу…».
Я жить не хотела, о каком ребенке могла идти речь, когда у женщины вообще не осталось никаких ресурсов, кроме чувства долга.
Помню то утро. Дочь на горшке, я, напротив. Плачу, не могу не плакать, беззвучно, одними глазами и душой.
И эта маленькая кроха вдруг очень трогательно произносит: «Мама, не надо…». И я в какой-то миг понимаю, что у нее никого в этом мире нет, кроме меня. Никого. И у меня только она. Вот этот момент перевернул все. Девочка моя, солнышко, у тебя будет самая лучшая мама, самый теплый дом, ты – моя жизнь.
Моя девочка стала точкой возрождения, точкой опоры, смыслом жизни, счастьем каждого дня.
Я неправильная мама. Я живу по принципу любви много не бывает. Где-то балую, наверное. Но и сейчас в почти десять, она бежит мне навстречу и утыкается в меня, зная, что здесь дом, здесь тихая гавань, здесь безоглядная любовь и душевное откровение.
О генах
Меньше всего я задумываюсь о генах. Кто из нас может похвастаться тем, что знает свои корни глубже бабушек, пробабушек, в лучшем случае? Я не могу. Кое-что знаю о прародителях по маминой линии, очень скупо, явно не все. Мы никогда не знаем, что может проявиться в родном ребенке. Возможно, дочь не будет Софьей Ковалевской, скорее всего, но она растет добрым, творческим человеком. Прекрасно танцует, рисует, плавает, жалеет бездомных животных, любит готовить, не любит зоопарки, как символ несчастья зверей, она преданная подруга, защитник всех незаслуженно обиженных, и просто замечательный человек.
Гены? У нас широкая щиколотка, не моя, и запястье не изящно, фигура, которая может еще измениться, типа «яблоко». Когда дочь поднимается по ступенькам впереди меня, я невольно улыбаюсь, – носки вовнутрь, икры крестьянские, не наше, но такое хорошее, родное до дрожи.
Есть очень близкие родственники, которые на любой мой рассказ о дочери реагирую однозначно, вроде того, а что ты хотела? Гены!
Я опускаю эти комментарии. Я приучила себя думать, что они завидуют моему счастью, тому, что у меня такая любовная гармония дома. Я только не понимаю, зачем эти люди напоминают мне о генах. Знаете, это как дать пинок человеку на краю пропасти и перекрестить его в падении.
Как нам помогли психологи
Я мама тревожная, вообще человек тревожный. В детском саду, не без гордости отмечу, лучшем детском саду на тот момент в городе, психолог, едва завидев мой полет по коридору, выпячивала защитно руки, и, расширив глаза для убедительности, повторяла одну и ту же фразу: «Мамочка, у вас все нормально!»
Я перестала к ней приставать. Попытки объясниться с другими специалистами ничего не дали. Мне говорили, что проблемы, это когда ребенок пытается придавить котенка дверью шкафа. Все остальное – не проблемы. Наверное, они правы, но помощи они мне не оказали, ведь возможно, она нужна мне в большей степени, чем ребенку.
Были несколько встреч со звездным психологом из Москвы. Тогда дочь без разбору предлагала свою компанию всем соседям, задавая один и тот же вопрос: «А можно я пойду к тебе ночевать?» Психолог объяснила этот феномен отсутствием первичной привязанности, т.е. тем, что в тот момент, когда младенцу нужна была помощь взрослого, этого самого взрослого (бабушки, мамы, папы и т.д.) рядом с ним не оказывалось. Для формирования этой привязанности было необходимо признаться дочери в том, что я не родная мама, и только после этого привозить ребенка на беседу с психологом.
Моя дочь до сих пор помнит, как я ее кормила. Она это придумала, ей так приснилось, не знаю. Я не могу подкосить ее этим признанием! Не все дети одинаковы, нельзя всех под одну гребенку. Это мое мнение, я так чувствую.
Кстати, с возрастом мы от проблемы свободного шатания из гостей в гости избавились. Сегодня дочь не любит ночевать вне дома даже у подружек. Ей нужна мама, свое пространство, кот, пес, одним словом, атрибуты дома.
Запрет на личную жизнь
У нас есть друзья, давно проживающие на Кипре, куда мы часто с дочкой ездили отдыхать, пока не пошли в школу. В этой стране я почему-то пользуюсь особым успехом у мужчин. Но дочь всегда протестовала против появления кого бы то ни было на горизонте, мотивируя это тем, что у нее есть папа.
По поводу отсутствия папы рядом, да теперь уже и вообще отсутствия, она страдает всегда. Эта та боль, которой она редко делится, но носит в себе всегда. Папу она пытается почувствовать в любом мужчине, встречающемся на нашем пути. Был человек, которого она даже начала называть папой, жалела, скучала, но это отдельная история. «Папа» оказался пьющим и в понятие дома не вписался.
Знаете, до школы на вопрос, кем она хочет быть во взрослой жизни, дочь мудро отвечала, мамой. Никто ее этому не учил, но она и сейчас не пройдет мимо плачущего, с удовольствием будет лепить с малышами куличики, вытрет сопли и слезы, поцелует, прижмет к себе, и я поражаюсь ее мудрости и самости.
Вот только не так давно в разговоре она очень спокойным тоном заявила, что детей у нее никогда не будет, потому что мамой быть сложно.
