И думала о том, что вряд ли остались в нашей стране семьи, где нет «неудобных» родственников. 
Но обсуждение этой темы идет, как правило, в двух диаметрально противоположных направлениях. Условно их можно обозначить как «шли бы все такие родственники лесом» и «мир, любовь, гармошка».

Про «мир-любовь» я уже рассказала, когда вспоминала первую семью своего отца. И мир был, без всякой иронии сейчас говорю об этом. 
Не было никаких взаимных обвинений, дележек, оскорблений. Взрослые приложили все усилия, чтобы плохое сделать, если так можно выразиться, менее плохим, минимилизировать травматичность ситуации. Другое дело, что детям это не очень помогло.

Но был в моей семье еще один сценарий, построенный по схеме «бывшая семья — нынешняя». Вот уж где постоянно гремел гром, сверкали молнии, разверзались хляби небесные.

Это я о более чем трагических отношениях бабушки и дедушки после их развода.

Так получилось, что у меня дома лежат их юношеские дневники, страстные, нежные, удивительные. Они начали вести их тогда, когда встретились, в страшном военном 1942 году.
Это они в то время:

В этих дневниках очень много любви, но уже тогда, на заре их отношений, в самом начале, было немало обид и горьких слов.

Почему некоторые люди всю жизнь живут душа в душу, а другие, не мысля жизни врозь, так тяжело притираются друг к другу?

Думаю, много есть всяких причин, у каждого свой путь.
Но знаю точно: моя бабушка, мама Аня, и дедушка Федя любили друг друга всю свою длинную жизнь так, как не всем людям доводится любить на этой земле. 

Одно из детских воспоминаний.
Я в кабинете у дедушки. 
На двери — большой красивый календарь с прекрасной женщиной.
Мы с дедушкой в комнате одни. Это очень необычно. Я редко бываю с ним один на один. Дедушка — это только когда самые торжественные семейные застолья, когда куча народу, все разгоряченные и красные, когда мой папуля, указывая на сидящего во главе стола деда, , громко провозглашает:» А теперь выпьем за самого старенького в нашей семье, за нашего патриарха!» 
Все смеются и чокаются. Папуля страшно доволен. Дедушка старше его на целый год! И папочка всегда об этом помнит и не забывает напомнить другим.

Вдвоем с дедом мы еще могли гулять в лесу около пансината ЦК, где все вместе жили летом. 
Но вот в свой кабинет он никогда меня не звал. А тут позвал, плотно закрыл дверь и держит меня перед каким-то календарем, напряженно выпытывая:»На кого похожа эта тетя, а?» Я недоуменно качаю головой. Дед слегка расстраивается:»Смотри внимательнее, на кого?!»

Я обескураженно молчу. И дед торжествующее восклицает:»Так на маму Аню же! Такая же красавица!» Он несколько секунд любуется ярким глянцевым изображением, потом переводит взгляд на меня.

— И ты вылитая бабушка, красотуля, красавица моя.

Произнося все это, дед опускается на корточки, так, что лицо его теперь ниже моего, поднимает руку, гладит меня ладонью по лицу. Мне очень неловко . В нашей семье не приняты такие откровенные выражения чувств. Я хватаюсь за ручку двери, опускаю ее вниз, дергаю на себя дверь с календарем и выбегаю в длинный темный коридор. В конце его еще комната . Там сидит вторая дедушкина жена Люба, моя чужая бабушка.

Совсем чужая. Она и не пытается никогда сделать вид, что мы имеем к ней какое-нибудь отношение. Ни одной сказки, ни одной песенки, ни одного объятия за всю жизнь. Меня она терпит, мою бабушку, маму, тетю и дядю ненавидит. И не пытается скрыть.

Когда я подрасту, она при каждом удобном случае будет рассказывать мне, как сильно она не любит их всех, какие они все гадкие люди. Я, увы, слишком перевоспитанное взрослыми дитя, буду все это покорно выслушивать, взращивая в себе стойкое неприятие к этой большой, грузной, некрасивой женщине.

А ее не за что было не любить. Очень трудная судьба.
Она рано развелась с мужем, на руках крошечный обожаемый сын, зарплаты литературного редактора ни на что не хватает. И тут в издательство попадает книга моего деда, а вместе с ней и он. Красивый, очень успешный, совсем не бедный, только что разъехавшийся со своей женой, моей бабушкой мамой Аней.

Долгие годы мы в семье, говоря о таком состоянии прабабушки в те дни, искреннее недоумевали: у бабушки погибли шесть детей, она видела ужасы двух мировых войн и революции, пережила смерть любимого мужа, а тут из-за обычного развода такое!

Нам, тогда не ходившим в храм, было невдомек, что в тяжких потерях никто не повинен, а развод — это страшная беда, творимая свободной волей человека. Поэтому и ответ за него будет немалый.

Все это знала баба Груня, поэтому и плакала так горько.

Моя мама была полностью отвлечена уходом за младенцем, поэтому ей трудно было понять, что там происходит у родителей. Однако все последующие годы она не раз с сожалением в голосе говорила:»Дед женился второй раз, потому что некому было гладить ему рубашки. Он меня просил, а у меня ты, и сил никаких. Я и отказалась».
То есть моя мама было абсолютно уверена, что дед женился на тете Любе потому, что некому было за ним ухаживать.

Я ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию не могу. Дед не рассказывал никогда о том, как он встретил Любу. Но то, что она его никогда сильно не любила, так это точно.

Он ей даже не нравился. И в последние годы их совместной жизни она говорила об этом открыто, не стесняясь присутствием деда и его внуков, правнуков и детей.

Дед в такие моменты только смущенно крякал, мы переглядывались, а тетя Люба громко вещала:
«Ваш дед бесчувственный человек, холодный как рыба, у него никакого чувства юмора, не то что у Володи!» И она с восторгом указывала на моего папу.

Папа и женщины — тема отдельная. Скажу только одно, где бы мы ни были, они вешались на него гроздьями, подстерегали у дверей, ловили в столовой пансионатов и домов отдыха, свешивались над папиной несчастной жующей головой, призывно раскачивая своими необъятными грудями прямо над его тарелкой с супом.

И тетя Люба, конечно, тоже пала жертвой папиного огромного обаяния. И всем нам было видно, как она хотела бы прямо сейчас же произвести рокировочку, поменяв деда на моего отца. А папуля сразу начинал испуганно таращить глаза, не зная, как сгладить неловкую ситуацию.

При всем при том тетя Люба была и есть очень достойная женщина. Хорошо образованная, начитанная, прекрасная хозяйка, аккуратистка, очень-очень любящая мать своего сына. 
Поэтому всем было ясно, что в подобных ее выступлениях скрыта не склочность ее характера, а боль недолюбленной, очень несчастной по сути женщины.

Она не уводила деда из семьи, и, казалось бы, у нее были все шансы наладить отношения с тремя его взрослыми детьми.

Но этого так и не произошло. Наверное, потому, что дед был очень чадолюбив. Он искренне восхищался своими детьми, помогал им во всем. И новая жена расстраивалась, что старые дети требуют столько внимания и материальных вложений. С внуками было иначе: тете Любе таки удалось практически полностью истребить внешние связи деда с семьей, поэтому внуки мало знали дедушку и он практически не был знаком с ними. Исключение делалось для меня, которую дед обожал беззаветно за сходство с его Анечкой.
Кстати, именно он впервые заметил, что я похожа на бабушку, в самом раннем моем детстве. Родители не поверили: я была все же другой.
А дед оказался прав. 

Тетя Люба же видела во мне только маленькую девочку, которая росла на ее глазах в летнем пансионате на Клязьме. И ей очень тоже хотелось стать мамой такой маленькой девочки. Но дед сказал, что у него уже есть трое детей и больше не будет. Наверное, память о том, как она смотрела на меня, мечтая о собственной дочке, заставляла тетю Любу выделять меня из всех родственников деда и относиться более снисходительно, иногда даже с интересом и добрым вниманием она выслушивала мои рассказы о друзьях и школе. До поры до времени. До того самого времени, как в меня серьезно влюбился ее единственный любимый сын.