Зрение 36-летний Николай Апанович потерял в девятом классе школы. Школьных учебников для слепых в округе не было, компьютера с синтезатором речи и подавно, а ближайшая спецшкола в километрах 60 от родного Медно — да и там только начальные классы. Для школьника, который шел на золотую медаль и планировал поступать в университет, гранит науки вдруг стал окружен неприступным железобетонным забором с вахтершей на КПП: «Вы, молодой человек, уже свое погрызли. Хватит. Отойдите в сторонку». Но юный Николай не спешил сдаваться. Школу закончил с отличием по учебникам, которые вслух читала ему младшая сестра, а в университете «аудиокнигами» стали одногруппники и двоюродный брат. Сейчас незрячий учитель с двумя «вышками» преподает историю и обществоведение в родной школе агрогородка Медно. «Это мое. Мне на самом деле нравится школа», — улыбается Николай Васильевич.

Николай Васильевич Апанович живет в пятнадцати минутах ходьбы от места работы. До школы добирается иногда сам. Бывает, ученики провожают. Ему-то помощь не нужна, но детская «опека» приятна, да и идти веселее.

 

В среду Николай Васильевич пришел в школу к 13.00 — сразу после надомных занятий с 10-классником. Встречаемся в холле у входа и идем в учительскую. Незрячий преподаватель кладет мне руку на плечо и ведет перед собой по школьным лабиринтам: поворот, лестница, опять поворот, опять лестница, открываем двери кабинета, садимся на диван. Просторная учительская украшена рисунками с героями греческих мифов. Усаживаемся под изображением Эдипа, царя Фив.

 

Напротив ряд шкафов. На одном из них стоит в рамке мотивационный плакат с банальной пейзажной фотографией и надписью на английском «determination» (решимость, упорство. ) Николай Васильевич его, конечно, не видит. Вряд ли он даже знает о его существовании, хотя и является живым воплощением того, что там написано. Можно было бы убрать абстрактную картинку и вставить его фотографию — так было бы лучше.

 

«Сказала, что даст фофана, если брошу»

Средняя школа в агрогородке Медно открылась в начале нулевых. Раньше была только базовая: закончил девять классов и вперед — открывать для себя дивный новый мир. Свой первый школьный аттестат Николай Васильевич получил в один год с удостоверением инвалида. Говорит, с детства было плохое зрение, но в девятом классе развилась катаракта — и мир, который он годами впитывал сквозь толстые линзы очков, потух полностью. Почему? Гадает до сих пор. Николай Васильевич шутит, что всегда был активным ребенком, может, где-то получил травму.

 

— Успел даже на мотоцикле погонять, — шутит преподаватель.

 

 

После базовой школы он два года нигде не учился. Сидел дома, привыкал к новым реалиям:

 

— У нас средней школы не было. В соседнюю деревню меня не взяли. В спецшколу в Гродно тоже. Сказали, что в Брестской области есть своя спецшкола в Жабинке. А в жабинковскую не взяли, так как там были только начальные классы. Когда в Медно открылась средняя школа, я сюда поступил.

 

— А здесь спецкласс с учебниками со шрифтом Брайля был?

 

— Нет. Так умудрился закончить. Без брайлевских классов.

 

— И без компьютера?

 

— И без компьютера. С диктофоном и сестрой. Сестра на год меня младше. Я год пропустил, а потом попросил ее: «Ань, подойди к Дмитрию Валерьевичу (директору школы), можно ли мне в следующем году закончить среднюю школу». Он ей сказал, чтобы я закончил экстерном 10-й класс и вместе с сестрой окончил 11-й. Так и получилось. Учились вместе. То она мне помогала, то я ей. Педагоги наши умеют давать знания. Настолько, что я в 11-м классе математику в уме решал.

 

Школу Николай Васильевич закончил с золотой медалью и поступил на бюджет исторического факультета Брестского государственного университета. Жил в общежитии, писал лекции на диктофон, а затем заслушивал записи до дыр.

— Сначала учиться было сложно. Это был 2001 год, компьютера у меня не было — не позволяли финансы. Появился только на четвертом курсе. Учился как мог. Лекции записывал на диктофон, если нужна была какая-то дополнительная информация, просил друзей по общежитию начитывать книги на диктофон. Еще просил брата двоюродного. Он сам из Молдовы, но жил в Беларуси. Он, бедный, читал по несколько часов, пока голос не пропадал. Говорил: «Все, не могу больше». А я: «Дима, надо». Некоторые книги он мне полностью начитывал. Я домой приезжал: «Вот тебе диктофон, вот книги, вот кассеты, работайте, Дмитрий Николаевич». И он начитывал все это: «История Древнего Востока» Кузищина, Средние века, Новейшее время. Все то, что я не мог найти в аудиоформате. Сейчас в интернете есть практически все. Мне бы мой нынешний мобильный телефон в 2001 год, когда я был на первом курсе…

 

— Но тогда бы ваш двоюродный брат столько нового об истории Беларуси не открыл для себя…

 

— Ой, да, он же не местный, а книги были на мове, — смеется Николай Васильевич. — Помню, как он читал на русский манер: «чигунка» (вместо «чыгунки»), «чаче» (вместо «цячэ»). Читал с такой же интонацией, как современные синтезаторы речи.

 

— Ну проникся-то хоть белорусской историей?

 

— Он хоть и закончил физмат, но по характеру гуманитарий. Ему нравилась история. Но тут же «если бардзо, то не здрово» — было больше информации, чем ему хотелось бы.

 

На четвертом курсе истфака Николай Васильевич поступил в брестский филиал БГУ на факультет бизнеса и права, а также записался на курсы оператора ЭВМ в центре занятости:

 

— Я четыре с половиной месяца жил в сумасшедшем темпе. В 7.00 вставал и только к 22.00 возвращался в общежитие.

 

Но с нагрузкой справлялся — только на последнем курсе едва не дал слабину:

 

— Тяжело было. Пришлось сдавать большое количество экзаменов и зачетов. Если бы не моя будущая жена, то на второе образование я бы забил. Думал бросить и через год прийти сдать на вторую «вышку». Но жена уговорила.

 

— Как уговорила?

 

— Сказала, что даст фофана, если брошу. Молодец, что уговорила. В следующем году уже моей специальности не было.

 

«Николай Васильевич, я себе там оценку нарисовала»

С багажом и маленькой тележкой знаний молодой специалист пришел работать в родную медновскую школу. Прежде чем приступить к работе, Николай Васильевич прошел медкомиссию. Медики разрешили преподавать, но только на половину тарифной ставки.

 

— То есть нагрузка не более 10 часов в неделю. Больше нельзя — могу повредить здоровье. Через год прошел вторую медкомиссию, расширенную. Дали разрешение на работу без ограничений, — рассказывает собеседник.

 

Сейчас у Николая Васильевича 19 рабочих часов в неделю. В школе он проводит 13 из них. Преподает историю, обществоведение, ведет кружки, факультативы по истории Беларуси и профориентации. Оставшиеся 6 часов учит ребят играть на гитаре. В будущем мечтает создать свою группу. Даже синтезатор купил. Большую нагрузку брать Николай Васильевич не хочет: нужно ухаживать за женой Татьяной, у нее тяжелое заболевание нервной системы.

 

— Она сейчас не может сама передвигаться, надо помогать. Поэтому мне так даже уроки поставили, чтобы была возможность бегать домой. Если есть где-то форточка, то тоже домой возвращаюсь, — объясняет Николай Васильевич.

 

Николай говорит, трудностей при работе с детьми у него не возникает. Ученики любят встречать его у дверей учительской и провожать до кабинета. Отметки в классный журнал помогают выставлять тоже сами учащиеся — все строится на доверии. За 12 лет работы обмануть пытались всего дважды:

 

— Одна девочка поставила себе в журнал отметку. Но совесть не выдержала. Она пришла и призналась: «Николай Васильевич, я себе там оценку нарисовала». Я сказал, что и так знаю. Я же все отметки запоминаю и фиксирую, чтобы потом было проще посчитать. Ну, а второй раз ученик был в классе, но делал вид, что отсутствует. Но я его услышал. Зрение — это ведь не единственный орган чувств.

 

— С книг не списывают?

 

— Я стараюсь так формулировать вопросы, что бессмысленно книгу листать. Мы очень часто с детьми дискутируем. Мне интересно их мнение. Многие жалуются, что современную молодежь ничего не интересует. А как послушаешь их, так удивляешься, какими они категориями рассуждают. Если делаем опрос по датам и определениям, то они мне книги и телефоны сдают на стол. Есть классы, которым я говорю: «Работаем по-честному». Они закрыли книги и все. С такими можно просто на доверии работать. Сказал закрыли — значит, закрыли. Сказал не смотреть — они не смотрят.

— А письменные задания как проверяете?

 

— У меня есть два способа проверки. Если они пишут эссе, то чаще всего они сами мне их читают. Если пишут тестовые задания, то могу попросить прочитать задание кого-нибудь из коллег или племянницу свою.

 

Учеба «по-честному»

Звонок на урок. Первым в среду у Николая Васильевича — история в 11-м классе. Преподаватель встает и идет к выходу из учительской. У дверей просит коллегу подать ему журнал одиннадцатого класса, потом открывает дверь, кладет мне руку на плечо и ведет в класс.

 

Старшеклассникам досталась не самая дискуссионная тема — БССР в послевоенный период. Николай Васильевич раздает ученикам вопросы для письменных докладов и переходит к опросу.

 

Школьница Юля со второй парты, запинаясь, дает краткую характеристику развития сельского хозяйства в послевоенной Беларуси. Если коротко, то все плохо, но лучше, чем было: мужчин мало, рабочей силы тоже, крестьяне бегут в города, в колхозах некому работать.

 

— Как известно, колхозное крестьянство не имело паспортов и без разрешения руководства не могло покинуть деревню и переехать в город. Во второй половине 1950-х годов условия получения паспортов были облегчены… — рапортует старшеклассница.

 

— Ребята, вы без книжки? — уточняет Николай Васильевич.

 

— Я не смотрю, — честно признается Юля.

 

45 минут обсуждения социально-экономической ситуации в послевоенной Беларуси с Николаем Васильевичем пролетают быстро — и девочка на первой парте уже отмечает в классном журнале отсутствующих, выставляет в журнал отметки. Юля с «колхозным крестьянством» наговорила на девятку.

 

Звучит звонок на перемену, мы возвращаем журнал 11-го класса в учительскую, берем 10-й — и вновь выходим в коридор.

 

— Николай Васильевич, вам помочь? — подбегает шустрый черноволосый пацан.

 

— Давай, Никон, — узнает мальчишку, которого никогда не видел, учитель и протягивает руку.

 

В десятом классе медновской школы учится пять человек. Двоих в среду нет.

 

— Сегодня у нас начинается одна из сложнейших тем — политика, — начинает Николай Васильевич. — Будем разбирать, какие бывают политические, идеологические системы, какие бывают типы и формы государства.

 

Школьники вместе с учителем погружаются в дебри политических систем. Обсуждают демократию, авторитаризм, тоталитаризм, теократию.

 

— Источником власти в демократической системе является кто? — спрашивает учитель.

 

Тишина.

 

— Ну, «демос», «кратос»… — подсказывает Николай Васильевич.

 

— Демократ? — не уверен Никон.

 

— «Демос» — народ, «кратос» — власть. То есть власть народа, — объясняет преподаватель.

 

Под конец занятия Николай Васильевич достает мобильный, разблокирует экран и электронный голос озвучивает время. Осталось десять минут. Школьники разбирают чистые листки для письменного задания и пишут о структуре политических систем. Учителю даже не приходится повторять, что работаем по-честному: ребята сами закрывают учебники и откладывают в стороны смартфоны. Через 10 минут они сдают листки, звенит звонок.

 

Мы относим журнал в учительскую и идем к окну на втором этаже в холле.

 

— Самое любимое место в школе, — признается Николай. — Я тут стану, дети соберутся — и мы что-нибудь обсуждаем. Темы абсолютно разные. Я в учительской очень редко сижу, обычно здесь, среди детей. Мне нравится. Они прикольные. Как ляпнут что-нибудь!

 

От образования плавно переходим к обсуждению музыкальных предпочтений.

 

— Когда бывает грустно, — признается собеседник, — я беру в руки гитару или гармонь и отпускает. С детьми мы играем все: Тиму Белорусских, Элджея, ЛСП, а можем «Там, где клен шумит» или «Зорьку алую». Вот недавно «Незабудку» пели. Репертуар абсолютно разный. Хотите, споем? Есть же гитара. Сейчас детей соберем, — Николай Васильевич хватает меня за плечо и ведет дальше по коридору к кабинету с табличкой «Русский язык».

 

Там он встречает группу детей. Одну девочку отправляет в учительскую за инструментом, других ведет в класс: «Петь будем». Дети гуськом бегут за Николаем, кокетничают:

 

— Ой, ну Николай Васильевич, ну нет.

 

— Ой, ну не надо.

 

— Ой, мы не готовы, Николай Васильевич.

Спорят, скромничают, но на стульях вокруг гитариста рассаживаются. Николай Васильевич проводит по струнам — и те, кто пару секунд назад ныл, что петь не будет, заводят задорными голосами: «Она закрыла Инстаграм, ла-ла-ла». Потом музыкант-самоучка наигрывает мотив из другой эпохи — «Там, где клен шумит».

 

За песнями под гитару проходит перемена. Дети возвращаются за парты, а Николай Васильевич — в учительскую за журналом.

 

— Здесь я на своем месте! — в пустоту улыбается Николай, который не видит детей, но очевидно любит их — и уходит на урок.