Известие о смерти его первой жены, поэтессы Беллы Ахмадулиной, застало знаменитого поэта Евгения Евтушенко в одной из-заграничных клиник.

«Что я могу сказать?» надломленным старческим голосом ответил он на телефонный звонок журналиста.

— Я совершенно ошеломлен, подавлен, и только то, что я сам нахожусь в предоперационном состоянии, не позволяет мне немедленно лететь в Москву.

Возможно, в этот момент он вспоминал, как когда-то в юности мчался к Белле через всю Москву с ананасом в руках, отчаянно надеясь помириться и вернуть ее любовь.

 

Он влюбился в нее заочно — за стихи. В толстом литературном журнале «Октябрь» молодой поэт и выпускник Литературного института Женя Евтушенко наткнулся на трогательные, по детски целомудренные строчки, среди которых ему больше всего запомнилась одна: «Голову уронив на рычаг, крепко спит телефонная трубка».

Чтобы посмотреть на таинственную незнакомку, Евтушенко не поленился прийти на собрание ее литературного кружка.  Увидев Беллу, он совсем потерял голову. Это была девушка совершенно нездешней красоты, похожая своими пухлыми губами и раскосыми глазами на актрис итальянского кино.

Умный Евгений, который был на четыре года старше Беллы, вскоре догадался в чем причина ее незаурядности. В жилах юной поэтессы было намешено много кровей: отец — татарин, мать — наполовину русская, наполовину итальянка.

«Итальянство твое и татарство угодило под русский наш снег», — написал Евтушенко про Беллу.

 

Девушка, сразу запавшая Евгению в душу, как оказалось, выросла в непростой семье, в номенклатурном Третьем Доме Советов, поскольку отец был высокопоставленным таможенником, мать — переводчицей в КГБ, а бабушка-революционерка в юности даже водила дружбу с самим Лениным.

Но в середине 50-х, когда Белла и Евгений познакомились, в стране после смерти Сталина уже началась политическая «оттепель». Не страшно стало рассказывать анекдоты про политиков, в Москве появились ярко одетые стиляги и много талантливых поэтов.

 

Дождь в лицо и ключицы,

и над мачтами гром.

Ты со мной приключился,

Словно шторм с кораблем.

 

То ли будет, другое…

Я и знать не хочу —

разобьюсь ли о горе,

или в счастье влечу.

 

Мне и страшно, и весело,

как тому кораблю…

 

Не жалею, что встретила,

Не боюсь, что люблю.

 

Б. Ахмадулина. 1955.

 

 

 

Ты большая в любви.

Ты смелая,

Я — робею на каждом шагу.

Я плохого тебе не сделаю,

а хорошего вряд ли смогу.

Все мне кажется

будто бы по лесу

без тропинки ведешь меня ты.

Мы в дремучих цветах до пояса.

Не пойму я,

что за цветы.

Не годятся все прежние навыки.

Я не знаю

что делать и как.

Ты устала.

Ты просишься на руки.

Ты уже у меня на руках.

«Видишь,

небо какое синие?

Слышишь,

птицы какие в лесу?»

Ну, так что же ты?

Ну?

Неси меня!

А куда я тебя понесу?..

 

Е. Евтушенко. 1956.

 

 

 

 Одно стихотворение, посвященное Белле, Женя написал на листке бумаги и прицепил его к ветке дерева на Цветом бульваре. Это был счастливый период взаимного обожания. Летом они вдвоем уехали на море,  Сухуми, — парочку приютил в своей квартире один из многочисленных друзей Евтушенко. Влюбленные бродили по южному городу, пили местное вино, закусывая его мягким сулугуни, и не могли оторваться друг от друга.

 

Соленые брызги блестят на заборе.

Калитка уже на запоре. И море,

Дымясь и вздымаясь, и дамбы долбя

соленое солнце всосало в себя.

 

Любимая, спи… Мою душу не мучай,

Уже засыпают и горы и степь,

И пес наш гремучий, лохмато-дремучий

Ложится и лижет соленую цепь.

 

И море — всем топотом, и ветви — всем ропотом,

и всем своим — опытом пес на цепи,

а я тебе — шепотом, потом —  полушепотом,

потом — уже молча: «Любимая, спи…»

 

Любимая, спи — позабудь. что мы в ссоре.

Представь, просыпаемся. Свежесть во всем.

Мы в сене. Мы сони, И дышит мацони

Откуда-то снизу, из погреба, — в сон.

 

О,как мне заставить все это представить

тебя недоверу. Любимая, спи…

Во сне улыбайся (все слезы отставить!),

Цветы собирай и гадай. где поставить,

и множество платьев красивых купи.

 

Бормочется? Видно устала ворочаться?

Ты в сон завернись и окутайся им.

Во сне можно делать все то,  что захочется,

все то, что бормочется, если не спим.

 

Не спать безрассудно и даже подсудно, —

Ведь все, сто подспудно, кричит в глубине,

Глазам твоим трудно. Им так многолюдно.

Под веками легче им будет во сне.

 

Любимая, спи… Что причина бессонницы?

Ревущее море? Деревьев мольба?

Дурные предчувствия? Чья-то бессовестность?

А может, не чья-то, а просто моя?

 

Любимая, спи… Ничего не попишешь,

Но знай, что не винен я в этой вине.

Прости меня — слышишь? — люби мня — слышишь? —

Хотя бы во сне, хотя бы во сне!

 

Любимая, спи… Мы на шаре земном,

свирепо летящем, грозящем взорваться, —

и надо обняться, чтоб вниз не сорваться,

А если сорваться —  сорваться вдвоем.

 

Любимая, спи… Ты обид не копи,

Пусть соники тихо в глаза заселяются,

Так тяжко на шаре земном засыпается,

и все-таки, —  слышишь, любимая? — спи…

 

И море — всем топотом, и  ветви — всем ропотом,

И всем своим опытом пес на цепи,

а я тебе шепотом, потом — полушепотом,

Потом уже молча: » Любимая, спи…»

 

Е. Евтушенко. 1956.

 

 

Они поженились в 1957 году и зажили, судя по всему богемной жизнью: застолья на кухне с друзьями, стихи, споры об искусстве до утра…

 

Нет, мне нив чем не надо половины!

Мне — дай все небо! Землю всю положь!

Моря и реки,горные лавины

Мои — не соглашаюсь на дележ!

 

Нет, жизнь, меня ты не заластишь честью.

Все полностью! Мне это по плечу!

Я не хочу ни половины счастья,

Ни половины горя не хочу!

 

Хочу лишь половину той подушки,

Где, бережно прижатое к щеке,

Беспомощной звездой, звездой падучей

Кольцо мерцает на твоей руке.

 

Когда, по словам Евтушенко, он первый раз явился домой глубоко за полночь, его молодая жена не показала обиды, а радостно бросилась навстречу и накормила ужином. Во второй раз она встретила его равнодушным видом в постели с книжкой в руках и бигуди на голове.

 

 

Много слов говорил умудренных,

много глади тебя по плечу,

а ты плакала. словно ребенок,

что тебя полюбить не хочу.

 

И рванулась ты к ливню и к ветру,

как остаться тебя ни просил.

Черный зонт то тянул тебя кверху,

То, захлопавши, вбок относил.

 

И как будто оно опустело,

погруженное в забытье,

Это детское тонкое тело,

Это хрупкое тело твое.

 

И кричали вокруг водостоки,

словно криком кричал белый свет:

«Мы жестоки, жестоки, жестоки,

и за это пощады нам нет».

 

Все жестоко — и крыши, и стены,

и над городом неспроста

телевизорные антенны,

как распятия без Христа…

 

Е. Евтушенко. 1957.

 

 

 

 

Я думала, что ты мой враг,

что ты беда моя тяжелая,

а вышло так: ты просто враль,

и вся игра твоя — дешевая.

 

На площади Манежная

бросал монетку в снег.

Загадывал монета

люблю я или нет.

 

И шарфом ноги мне обматывал

там,  в Александровском саду,

и руки грел, а все обманывал,

все думал, что и я солгу.

 

Кружилось надо мной вранье,

похожее на воронье.

 

Но вот в последний раз прощаешься.

В глазах ни сине, ни черно.

О, проживешь, не опечалишься,

а мне и вовсе ничего.

 

Но как же все напрасно,

но как же все нелепо!

Тебе идти направо,

Мне идти налево.

 

Б.Ахмадулина. 1957.

 

 

 

Потом они одновременно ночью подъехали к своему дому на разных такси, и Белла будничным голосом попросила у мужа разменять ей десятку. А однажды ночью он вообще не застал ее дома: жена вернулась под утро, пахнущая вином и сигаретами. У Беллы появились новые друзья и отдельная жизнь.

 

Жилось мне весело и шибко.

Ты шел в заснеженном плаще,

и вдруг зеленый ветер шипра

вздымал косынку на плече.

А был ты мне ни друг, ни недруг.

Но вот бревно. Под ним река.

В реке, в ее ноябрьских недрах,

займется пламенем рука.

 

«А глубоко?» — «Попробуй смерей!» —

Смеюсь, зубами лист беру

И говорю: — «Ты парень смелый! —

Пройдись по этому бревну!»

 

Ого — тревоги выраженье

в твоей руке. Дрожит рука.

Ресниц густое ворошенье

над замиранием зрачка.

 

А я иду (сначала боком), —

о, поскорей бы, поскорей! —

над темным холодом, над бойким

озябшим ходом пескарей,

 

А ты проходишь по перрону,

закрыв лицо воротником,

и тлеющую папиросу

в снегу кончаешь каблуком.

 

Б Ахмадулина.1958.

 

 

 

Погруженный в себя, Евгений остался в стороне, когда Белла в 1959 году вылетела из института за то, что отказалась подписать разоблачительное письмо против поэта Бориса Пастернака, автора антисоветского романа «Доктор Живаго», за который ему дали Нобелевскую премию. 

Правда, через некоторое время Беллу в институте восстановили, и в 1960 году она защитила диплом,но муж в самый трудный момент не оказал ей поддержки. Боле того, когда Евгений засобирался на несколько месяцев в командировку по Сибири, Белла очень просилась с ним, но он не взял.

 

 

Не уделяй мне много времени,

Вопросов мне не задавай.

Глазами добрыми и верными

Руки моей не задевай.

 

Не проходи весной по лужицам,

По следу следа моего.

Я знаю — снова не получится

Из этой встречи ничего.

 

Ты думаешь. что я из гордости

Хожу, с тобою не дружу?

Я не из гордости  — из горести

так прямо голову держу.

 

Б Ахмадулина. 1958.

 

 

 

По словам Евтушенко, когда он вернулся из поездки, то с трудом узнал Беллу: у нее была короткая стрижка вместо косы, ярко-красный лак, сигарета в руках. отсутствующий взгляд. На столе дымился кофе, стоят коньяк, на кухне сидели незнакомые гости.

 

 

Смеясь, ликуя и бунтуя,

в своей безвыходной тоске,

в Махинджаури, под Батуми,

она стояла песке.

 

Она была такая гордая —

вообразив себя рекой,

она входила в море голая

и море трогала рукой.

 

Освободись от ситцев лишних,

так шла и шла наискосок.

Она расстегивала лифчик,

чтоб сбросить лифчик на песок.

 

И вид ее предплечья смутного

дразнил и душу бередил.

Там белое пошло по смуглому,

где раньше ситец проходил.

 

Она смеялась от радости,

в воде ладонями плеща,

и перекатывались радуги

от головы и до плеча.

 

Б.Ахмадулина. 1958.

 

 

Последней каплей в их отчуждении стала потеря ребенка. Когда Белла забеременела, Евгений, по его словам, из-за своего юношеского эгоизма заставил ее сделать аборт. Он тогда еще не был готов стирать пеленки и бегать на молочную кухню за детским питанием. Он хотел жить для себя. Белла перенесла аборт очень болезненно и совсем отдалилась.

 

 

 

Твой дом, не ведая беды,

Меня встречал и в щеку чмокал.

Как будто рыба из воды

Сервиз выглядывал из стекол.

 

И пес выскакивал ко мне,

как галка, маленький, орущий,

и в беззащитном всеоружии

торчали кактусы в окне.

 

От неурядиц всей земли

я шла озябшим делегатом,

и до смотрел в глаза мои

и добрым был и деликатным.

 

На голову мою стыда

он не навлек, себя не выдал.

Дом клялся мне. что никогда

он этой женщины не видел.

 

Он говорил: — Я пуст,  Я пуст. —

Я говорила: — Где-то. где-то… —

Он говорил: — И пусть. И пусть.

Входи и позабудь про это.

 

О, как боялась я сперва

платка или иной приметы,

но дом твердил свои слова,

перетасовывал предметы.

 

Он заметал ее следы.

О, как он притворился ловко,

что здесь не падало слезы,

не облокачивалось локтя.

 

Как будто тщательный прибой

смыл все: и туфель отпечатки,

и тот пустующий прибор,

и пуговицу от перчатки.

 

Все сговорились: пес забыл,

с кем он играл, и гвоздик малый

не ведал, кто его забил,

и мне давал ответ туманный.

 

Так были зеркала пусты,

как будто выпал снег и стаял.

Припомнить не могли цветы,

кто их  в стакан граненый ставил…

 

О, дом чужой! О, милый дом!

Прощай! Прошу тебя о малом:

Не будь так добр. Не будь так добр!

Не утешай меня обманом.

 

Б.Ахмадулина. 1959

 

 

Тогда Евгений забрал свои вещи и переехал в крошечную комнатушку над знаменитым Елисеевским гастрономом на Тверской. По словам поэта, «входящим в нее женщинам нельзя было избежать тахты и через пару месяцев я чуть не рехнулся от карусели , которую сам себе устроил».

О том тяжелом периоде Евтушенко потом написал известные сегодня строчки.

 

 

 

Со мною вот что происходит:

ко мне мой старый друг не ходит

а ходят в мелкой суете

Разнообразные не те.

И он не с теми ходит где-то

и тоже понимает это,

и наш раздор не объясним,

и оба мучимся мы с ним.

Со мною вот что происходит,

совсем не та ко мне приходит,

мне руки на плечи кладет

и у другой меня крадет.

А той. скажите, бога ради,

кому на плечи руки класть?

Та, у которой я украден,

в отместку тоже станет красть.

Не сразу этим же ответит,

а будет жить с собой в борьбе

и неосознанно наметит

кого-то дальнего себе.

О, сколько нервных и ненужных,

ненужных связей, дружб ненужных!

Куда от этого я денусь?!

О, кто-нибудь, приди, нарушь

чужих людей соединенность

и разобщенность близких душь!

 

Однажды он не выдержал и поехал ночью к Белле, чтобы увидеть ее. Купил ее любимый ананас. Но любимая не открыла дверь.

 

 

А напоследок я скажу:

прощай, любить не обязуйся.

С ума схожу. Иль восхожу

К высокой степени безумства.

 

Как ты любил? — ты пригубил

погибели. Не в этом дело.

Как ты любил? — ты погубил,

но погубил так неумело.

 

Жестокость промаха… О, нет

тебе прощенья. Живо тело

и бродит, видит белый свет,

но тело мое опустело.

 

Работу малую висок

еще вершит. Но пали руки,

и стайкою, наискосок,

уходят запахи и звуки.

 

Б. Ахмадулина. 1960.

 

 

Для Беллы все уже было в прошлом. Она вынесла мужу свой поэтический приговор: «Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя дешевая!» — написала она про Евтушенко.

 

 

 

О, мой застенчивый герой,

ты ловко избежал позора.

Как долго я играла роль.

 не опираясь на партнера.

 

К проклятой помощи твоей

 я не прибегнул ни разу.

Среди кулис, среди теней

ты спасся, незаметный глазу.

 

Но в этом сраме и бреду,

я шла пред публикой жестокой —

все на виду, все на виду,

все в этой роли одинокой.

 

О, как ты гоготал, партнер!

Ты не прощал мне очевидность

бесстыжую моих потерь,

 моей улыбки безобидность.

 

И жадно шли твои стада

напиться из моей печали,

Одна. одна — среди стыда

стою с упавшими плечами.

 

Но опрометчивой толпе

герой действительно не виден.

Герой.  Как боязно тебе!

Не бойся, я тебя не выдам.

 

Вся наша роль — моя лишь роль.

Я проиграла в ней жестоко.

вся наша боль — моя лишь боль.

Но сколько боли. Сколько. Сколько.

 

Б.Ахмадулина. 1960-1961.

 

 

 

В 60-е годы бывшие супруги стали самыми модными поэтами в СССР вместе с Робертом Рождественским и Андреем Вознесенским. Их выступления собирали громадные залы в Политехническом музее и даже стадионы слушателей, как сейчас собирают только концерты  рок — звезд.

 

Я долго мучился думая, что из-за моей юной глупой жестокости она потеряла возможность иметь детей, — признался потом Евтушенко.

-Через несколько лет, узнав. что она все-таки родила дочь, я возблагодарил Бога… Но до сих пор, когда вижу ее или просто слышу ее голос, мне хочется плакать…

 

 

 

Всегда найдется женская рука,

чтобы она, прохладна  легка,

жалея и немножечко любя,

как брата успокоила тебя.

 

Всегда найдется женское плечо,

чтобы в него дышал ты горячо,

припав к нему беспутной головой,

ему доверив сон мятежный свой.

 

Всегда найдутся женские глаза,

чтобы они, всю боль твою глуша,

а если и не всю, то часть ее,

увидели страдание твое.

 

Но есть такая женская рука,

которая особенно сладка,

когда она измученного лба

касается, как вечность  судьба.

 

Но есть такое женское плечо,

которое неведомо за что

не на ночь, а навек тебе дано.

и это понял ты давным-давно.

 

Но есть такие женские глаза,

которые глядят всегда грустя,

и это до последних твоих дней

глаза любви и совести твоей.

 

А ты живешь себе же вопреки

и мало тебе только той руки,

того плеча и тех печальных глаз…

Ты предавал их  в жизни столько раз!

 

И вот оно — возмездье- настает.

«Предатель! «- дождь тебя наотмашь бъет.

«Предатель!» — ветки хлещут по лицу.

«Предатель!» — эхо слышиться в лесу.

 

Иы мечешься, ты мучишься, грустишь.

Ты сам себе все это не простишь.

И только та прозрачная рука

простит, хотя обида и тяжка.

 

Е. Евтушенко. 1961.

 

 

В жизни Беллы Ахмадулиной после расставания с Евгением Евтушенко было еще много всякого: 8-летний брак с писателем-донжуаном Юрием Нагибиным, скоротечный роман с Василием Шукшиным, счастливое замужество за художником Борисом Мессерером, рождение двух дочерей.

Да и Евгений Евтушенко потом еще  трижды женился.

Но только от юношеской любви Евтушенко и Ахмадулиной остались такие пронзительные стихи о любви.

И они обязательно переживут обоих.