В большом респектабельном отеле живёт семья франкофонов. Муж и жена, ухоженные, подтянутые, стильные — лет 55-то. С ними их сын. Это взрослый мужчина ростом с десятилетнего ребёнка и лицом тридцатилетнего человека — маленьким лицом на срезанном кзади черепе.

У него длинные, едва ли не до колен руки, он не говорит, но издаёт звук двух вариаций: «уыы-ы-ы» и «ыыыы- у-а-у».

Прямо картинка из учебника классической тяжелой олигофрении.

И при том — загорелый, в модной одежде.

Я вижу семью на завтраке, ужине и поздно вечером в холле, когда возвращаюсь с вечерней прогулки.

Позавчера они сидели в концертной части лобби и слушали оперных теноров, которые развлекали гостей классическим репертуаром. Муж и жена пили коктейли, а их взрослый сын — олигофрен, одетый к вечеру в дорогую белую рубашку — сок.

Иногда он реагировал на недурное, надо сказать, исполнение своим «ыыы-у-ау», всплескивал длинными руками и смеялся.

Родители в ответ мягко улыбались и кивали ему. Время от времени женщина ловко и изящно убирала платком с подбородка своего взрослого загорелого сына слюну.

Достоинство и естественность этой пары абсолютно не оставляли места для сочувствия, сожаления и тем более — брезгливости.

Я же неэтично и неполиткорректно не могла отвести глаз от этой прекрасной семьи… Хочу, чтобы так было везде.