Светлой памяти моих бабушки и деда
Высокие облака плыли над городским кладбищем, постепенно закрывая солнце. Маленькая сосенка над могильной оградой шевелила пушистыми лапами под порывами теплого ветра. С неба накрапывало, начинался дождь.
Полная седая женщина выпрямилась, разогнув усталую спину, и окинула взглядом очищенный от сорняков могильный холмик, заново выкрашенную в голубой цвет ограду. Провела ладонью по навершию памятника, осторожно смахнула с него сухие сосновые иглы.
– Все, что ли? – пожилой, крепко сбитый мужчина отставил пустую банку из-под краски, удовлетворенно оглядел могилу. – Как раз хватило…
– Все, – женщина тщательно отряхнула руки. – Оградку поменять бы, конечно… но это уже весной. Пока так…
Она осторожно положила к подножию невысокого памятника охапку пышных астр.
Они постояли молча. Пробившийся сквозь облака случайный солнечный луч скользнул по их лицам.
Потом мужчина вытер мокрый лоб, снял с оградки пиджак.
– Пойдем, что ли?
Женщина посмотрела на него и – улыбнулась.
– В волосах иглы, убери…
Легкой ладонью она коснулась его седых прядей, вытащила запутавшуюся хвою.
– Сосна, гляди, какая вымахала, – проговорила она негромко. – Думали ведь, не приживется. Да, пора… Ты иди, ладно? А я тебя догоню. У дороги подожди меня….
Мужчина кивнул и зашагал меж оград, путаясь брючинами в высоких метелочках ковыля.
Женщина пригладила волосы, заново повязала белый головной платок. Посмотрела ему вслед из-под приставленной козырьком ладони и вздохнула.
Она осторожно открыла калитку, снова подошла к могиле. Тяжело опустилась рядом на корточки, погладила фаянсовую фотографию. Из голубоватого овала улыбался ей худой, скуластый мужчина с заметной проседью в густых темных волосах. Узкие глаза его глядели на нее насмешливо и жестко.
– Ну что, Петя, – негромко сказала женщина и коснулась пальцами выбитых букв имени. – Сам видишь, какой он. Добрый. И не пьет. И руки вроде к нужному месту приделаны. Вроде и ничего.
Она помолчала и вздохнула
– Сам же видишь… – повторила, вздыхая. – Одной-то легко ли? До любви ли мне нынче, – она усмехнулась. – Как ты ушел, жить не хотела…
Она потеребила пальцами концы платка.
– Старая я стала, Петя… Иной раз думаю – уж позвал бы ты меня, что ли, чем одной вот так… Дети – у них ведь своя жизнь, свои заботы. А другой раз подумаю – как их оставлю? Дашку бы еще на ноги помочь поставить, да и Валерка так и не женат…
Она опять помолчала.
– Старая я. И он старый. А вместе все ж легче, чем одной. Вчера вон так прихватило – думала, кончусь. Есть кому воды подать, и «Скорую» тоже…
Ветер шевелил ветки молодой сосенки, трогал несмятую траву.
– Добрый он. Вежливый. Одинокий – жена, говорит, умерла давно, а сын уже взрослый. Может, и сладится, ничего… Один да один – уже не один…
Узловатыми пальцами женщина поправила разложенные астры.
– Перестал ты мне сниться, Петенька. Значит, хорошо тебе там. Успокоился. Да и пора бы уж – восемь ведь лет прошло. Я уж и лицо твое забывать стала… только во сне и помню. А карточку ту, что мы с тобой после свадьбы, увеличить отдала и в комнате повесила, над комодом. Молодые…
Она грустно улыбнулась.
– Пролетело… Как быстро все пролетело. Анютке-то тридцать пять будет. Как она убивалась по тебе тогда, как убивалась…
Где-то далеко, у дороги зазвенели детские голоса.
– Жаль, Дашку ты не увидел, – проговорила женщина, и теплая улыбка скользнула по ее губам. – Озорная девка… ох, а своенравная какая – ужас. В тебя. Пять ей будет… уже пять…
Она прижалась лбом к холодному металлу.
– Ты меня прости, Петь… Ты простишь, я знаю. Ты же меня любишь, всегда любил. Дура я была иногда, не видела. Не понимала. Теперь понимаю.
Тишина. Ветер шумит. Сквозь тучи пробился луч, скользнул по металлу.
– Пойду я, – тихо сказала женщина. – Пора… Аня просила Дашку забрать, а нам ехать еще. Знаешь… Дашка Колю-то дедом звать стала. Привыкла уже. Да и мы вроде… ничего, свой.
Она тяжело поднялась, постояла, глядя на могилу, улыбаясь воспоминаниям. Потом неторопливо вышла, притворила скрипучую калитку. Оглянулась еще раз. Худое, скуластое лицо с фаянсового медальона улыбалось все так же весело и беспечно.
Мужчина стоял у обочины дорог и курил – одну сигарету за другой, почти непрерывно. Пиджак его был распахнут, словно ему не хватало воздуха.
Женщина тихонько тронула его за руку:
– Что, идем?
Он обернулся – и улыбнулся, затушил сигарету. Осторожно поправил на женщине платок.
– Пойдем, конечно…
Налетевший порыв ветра донес до них шелест ветвей и терпкий запах сосновых иголок.
Источник
